Фольклористика

Международный термин «фольклор» имеет английское происхождение и в буквальном переводе значит «народное знание» или «народная мудрость». Он был введен в употребление в 1846 г. британским ученым Вильямом Томсом (W. G. Thoms)[1]. В России термин появился в самом конце XIX в.

↑Что такое "фольклор"

В наиболее широком смысле фольклор — «общая совокупность народного знания — всё то, что знает народ по преданию… обширная и сложная масса разнообразных высказываний народа о всей своей внутренней и внешней жизни во всех ее разветвлениях» (В. В. Лесевич, 1899 г.)[2]; «множество знаний, умений, мастерства, навыков и практики прошлого, которые передаются примером или словами от старых поколений к новым без посредничества книги, печати или школьного учителя» («Словарь фольклора, мифологии и легенды», 1949 г.)[3]; «ориентированное на какую-либо группу и основанное на традиции творчество групп и личностей, отражающее ожидания (надежды) общины в качестве адекватного выражения ее культурного и социального самосознания. Его нормы и ценности передаются устно, подражанием или другими путями» (Комитет правительственных экспертов ЮНЕСКО, 1987 г.)[4].

В узком смысле под фольклором понимают народную (или устную) словесность, «устное поэтическое творчество широких народных масс» (Ю. М. Соколов, 1938 г.)[5]. В последнее время ученые склоняются к компромиссу между двумя — наиболее широким и наиболее узким — определениями фольклора, с учетом комплексной его природы, например: «к фольклору относится весь комплекс традиционной духовной культуры, реализуемой в словах, идеях, представлениях, звучаниях, движениях, действиях … в первую очередь … явления и факты вербальной духовной культуры во всем их многообразии» (Б. Н. Путилов, 1994 г.)[6].

↑Фольклор на Руси

Современному городскому человеку трудно даже представить себе, сколь важное место занимал фольклор в жизни большинства населения России еще относительно недавно. Формы духовной культуры сейчас очень разнообразны и распространяются различными средствами. Телевидение, радио, интернет, DVD- и компакт-диски, аудио- и видеокассеты, книги, газеты и журналы удовлетворяют большинство культурных потребностей наших современников; к их услугам театры и кинотеатры, музеи и выставки, концертные залы, цирки, клубы и стадионы — целая индустрия зрелищ и «облегченных развлечений» на любой вкус. А ведь всего сто с небольшим лет назад значительной части этих явлений просто не существовало, а остальные были недоступны большинству населения России (его в ту пору составляли крестьяне, жители сельской местности) — одни из-за сословного неравенства (театры предназначались не для мужиков в лаптях и сермягах), другие из-за неграмотности основной массы крестьянства. В конце XIX в. даже среди мужчин нижних сословий неграмотных было больше, чем грамотных. Так, по данным Центрального статистического комитета из новобранцев, принятых на действительную воинскую службу в 1874 — 1883 гг., неграмотны были 78 %[7]. Женщины-крестьянки в то время были неграмотны почти поголовно. В таких условиях духовная культура крестьян практически ограничивалась устной фольклорной традицией, которая зато (в особенности по сравнению с современным городским фольклором) была необычайно развита и богата, касалась всех сторон жизни ее носителей и отвечала почти всем их духовным запросам[8].

В общем случае исторически устная фольклорная традиция предшествует национальной литературе и раннелитературные памятники обнаруживают тесную связь с народною поэзией — как в стилистике, жанровых формах, так и в темах и сюжетах произведений. Таково положение дел в античной литературе, ранних литературах Востока, древнескандинавской литературе и некоторых других. Однако в славянских странах сложилась принципиально иная культурная ситуация. Постепенного развития (своего рода «отпочкования») литературы из фольклора у славян не было — при крещении славянских стран появлялась и письменность, и переводная литература (в основном религиозного содержания), никак не связанная с местной фольклорной традицией. Древняя славянская «литература при своем возникновении не имела готового к ее восприятию “славянского” читателя, и ему эта литература поначалу была чужда, поскольку она строилась как подчеркнуто инокультурная его собственной традиционной языческой культуре»[9]. Лишь со временем устная фольклорная стихия славянской культуры стала как бы «прорастать» в заимствованных у иноязычных культур литературных формах.

Писавшие еще о древних славянах чужеземцы отмечали их склонность к музыке и песне. Византийский историк VII в. Феофилакт Симокатта упоминает трех славян с кифарами (очевидно, это был инструмент вроде гуслей, который грек назвал более знакомым ему именем), встретившихся в одном из походов императору Маврикию и уверявших того: «С оружием обходиться не умеем и только играем на гуслях. Нет железа в стране нашей; не зная войны и любя музыку, ведем жизнь мирную и покойную»[10].

В силу того, что древнерусская книжность в основе своей была переводной или ориентировалась на выработанные в рамках иноязычной культуры жанровые формы, фольклор в ней получал довольно слабое и косвенное отражение, веками сосуществуя с литературой во многом как параллельный мир, без значимых пересечений. Однако и в литературных памятниках Древней Руси мы находим отражения фольклорной традиции: летописные рассказы о временах до начала летописания, по сути, являются записями устных преданий (о расселении славянских племен, основании Киева, призвании варягов, смерти вещего Олега, гибели князя Игоря и мести Ольги древлянам и пр.); приемы песенно-эпического стиля пропитывают «Слово о полку Игореве» и «Задонщину»; плач Ярославны из того же «Слова» и плач вдовы Дмитрия Донского Евдокии, сохраненный летописью, — пересказы традиционных фольклорных причитаний. «Слово о полку Игореве», к тому же, содержит описание исполнения песенного эпоса легендарным певцом Бояном: «…Боян вещий, если кому хотел сложить хвалебную песнь, то растекался мыслью по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками. Ведь помнил он рассказы о битвах давних времен. Тогда он пускал десять соколов на стадо лебедей, которую лебедь настигал, та первой песнь пела старому Ярославу, храброму Мстиславу, что зарезал Редедю перед полками касожскими, прекрасному Роману Святославичу. Но Боян, братья, не десять соколов на стадо лебедей пускал, а на живые струны свои вещие персты возлагал, и они сами князьям славу рокотали»[11]. «Моление Даниила Заточника», послания Ивана Грозного, сочинения протопопа Аввакума, «Калязинская челобитная» сохранили для нас стихию живой разговорной речи, пересыпанной пословицами, поговорками, уснащенной балагурством.

Упоминания о бытовании фольклора в Древней Руси встречаются также в церковных обличениях «греховных» народных увеселений и обычаев как досадных пережитков язычества. Так, игрища в ночь на Ивана Купалу, устраивавшиеся во Пскове в начале XVI в., и другие языческие по происхождению обряды, связанные с этим днем, красочно и эмоционально описал игумен Елеазарова монастыря Памфил в послании великокняжескому наместнику: «Егда бо приходит великий праз[д]ник и тогда во святую ту нощь мало не весь град взмятется и взбесится… двинется и всяка восстанет неприязненная угодия, яко в поругание и бесчестие Рождеству Предтечеву и в посмех, и в поругание и в коризну его: въстучит бо град сей, и возгремят в нем людие си беззаконием и погибелью лютою, злым прелщением пред Богом; стучать бубны и глас сопелий, и гудут струны, женам же и девам плескание и плясание, и главам их покивание, устам их неприязнен клич и вопль, всесквернен[н]ыя песни, бесовская угодия свершахуся, и хребтом их вихляние, и ногам их скакание и топтание; ту же есть мужем и отроком великое прелщение, и падение, но яко на женское и девическое шатание блудно и възрение, также и женам мужатым беззаконное осквернение, также и девам растление. Что же бысть в граде сем в годину? Сотона красуется и началует… Исходят обавници, мужи и жены чаровницы по лугам и по болотам, в пути же и в дубравы, ищуще смертныя травы и привета чарочревоотравнаго зелия, на пагубу человечеству и скотом, ту же и дивиа копают корениа на потворение и на безумие мужем; сия вся творят с приговоры сатанинскими»[12].

Постановления Стоглавого собора 1551 г. дают яркую (и ужасающую, на взгляд средневекового монаха) картину торжества народных обрядов там, где, по мнению отцов церкви, надлежало быть только церковным службам и требам: «В мирских свадьбах играют глумотворцы и органники, и смехотворцы, и гусельники и бесовские песни поют. И как к церкви венчатися поедут, священник со крестом едет, а перед ним со всеми теми играми бесовскими рыщут… В Троецкую суботу по селом и по погостом сходятся мужи и жены на жалниках и плачутся по гробом с великим кричанием. И егда начнут играти скоморохи, гудци и пригудницы, они же, от плача преставше, начнут скакати и плясати, и в долони бити и песни сотонинские пети… о Иване дни и в навечерии Рожества Христова и Крещения сходятца мужи и жены и девицы на нощное плещевание и на безчинный говор и на бесовскые песни и на плясание и на скакание и на богомерские дела. И бывает отроком осквернение и девам растление и, егда нощь мимо ходит, тогда отходят к реце с великим кричанием, аки бесни, и умываютца водою. И егда начнут заутреню звонити, тогда отходят в домы своя и падают, аки мертви от великого клопотания… А о Велице дни оклички на Радуницы, вьюнец и всякое в них бесование… И в Великий четверг порану солому палят и кличут мертвых… В первый понедельник Петрова поста в рощи ходят и в наливки бесовские потехи деяти»[13].

↑Русский фольклор глазами путешественников

Еще один источник сведений о месте фольклора в культуре Древней Руси — воспоминания и путевые заметки иностранцев, ее посещавших. Сигизмунд Герберштейн, Яков Ульфильд, Джильс Флетчер, Самуил Коллинс, Адам Олеарий и другие иноземцы, побывавшие в Московском царстве в XVI — XVII вв., оставили много свидетельств о любви русских людей того времени к музыке и песням, о праздниках и народных забавах. Интересу иностранца мы обязаны и появлением первых точных записей произведений русского фольклора, относящихся к началу XVII в.

В 1618 г. в Архангельск прибыло посольство английского короля Иакова I, имевшее целью укрепить русско-британские отношения, установленные еще в правление Ивана Грозного и расстроившиеся в период Смутного времени (торговля с Россией была очень выгодна для Англии, поэтому отношениями с Москвой в Лондоне дорожили). В составе посольства был молодой капеллан Ричард Джемс, недавно окончивший Оксфордский университет, который живо интересовался языком и обычаями незнакомой страны (Р. Джемс пробыл в России до весны 1620 г.). По его просьбе какой-то знакомый ему русский записал для него шесть народных песен, сохранившихся в бумагах Р. Джемса в библиотеке Оксфорда[14].

↑Изучение фольклора

С середины XVII — начала XVIII вв. появляются и фольклорные материалы отечественного происхождения: упоминания и отрывки песен и заговоров в следственных делах, рукописные сборники и песенники, подборки пословиц и поговорок, записи и пересказы былин и сказок. А вторую половину XVIII в. уже можно считать временем начала целенаправленного собирания, изучения и издания произведений народного творчества в России.

Ко времени первых научных записей фольклора система жанров народного творчества включала в себя следующие функциональные области: обряды, малые формы фольклора (пословицы, поговорки, загадки), проза (несказочная проза), эпос (песенный и прозаический), лирика, фольклорный театр, смеховые формы фольклора, детский фольклор.

Фольклорная традиция является единой понятийной, образной, символической и функциональной системой, выражающей этнический взгляд на мир. Каждая форма народного творчества формально и смыслово соотносима с остальными компонентами жанровой системы. Как следствие, в составе разных жанров существуют смежные формы (например, былички, легенды и сказки о черте) или формы, исторически развивавшиеся параллельно (например, змееборческие сюжеты сказок и былин, произошедшие из единого мифологического корня). Однако ядро каждого жанра обладает своим тематическим содержанием, отличается особой системой поэтических приемов и имеет собственное назначение в системе народной культуры.