Историография отечественной этнологии

Категории Этнография | Под редакцией сообщества: История

Историография отечественной этнологии – раздел этнографической науки, занимающийся изучением истории собирания этнографических материалов, институционализации науки и эволюции теоретических воззрений.

Историю научного собирания этнологических (этнографических) сведений в России традиционно начинают с первых десятилетий XVIII в. — с эпохи петровских реформ, положивших начало систематическому изучению территории и населения России. Институционализация отечественной науки происходит в середине XIX века, в те же годы начинается систематический сбор полевых материалов. Расцвет теоретической науки приходится на середину XX века.

Содержание

Предыстория: XVIII — начало XIX века
Формирование и развитие отечественной этнологии в середине XIX — начале XX века
Развитие этнологии в межвоенный период: 20—40-е годы XX века
Отечественная этнология в 50—80-е годы XX века
Основные тенденции в развитии постсоветской этнологии (90‑е годы XX века — начало XXI века)
Рекомендуемая литература

↑Предыстория: XVIII — начало XIX века

В самостоятельную научную дисциплину этнография тогда еще не выделилась; деятельность исследователей той поры нельзя считать в строгом смысле профессиональной (этнографической), хотя они и проявляли устойчивый интерес к изучению культурных и бытовых черт различных народов, памятников старины и народной поэзии. Накопление материала о «нравах» — «племенных» (этнокультурных) свойствах народов — происходило в рамках географического и естественно-исторического изучения России. Типичен пример выдающегося географа и естествоиспытателя Степана Петровича Крашенинникова (1712—55), труд которого «Описание земли Камчатки» (СПб., 1755) получил мировую известность и был переведен на многие иностранные языки еще в XVIII в. Книга — итог личных наблюдений автора — содержит (помимо географической характеристики края) этнографическое описание камчадалов (ительменов), коряков и айнов. Обстоятельно описаны их социальный строй, празднества, религиозные верования, свадебные и погребальные обряды.

С начала XIX в. формирующаяся российская эмпирическая этнография наряду с познанием России начинает изучать страны и народы Европы и Азии, которые оставались мало известны российским образованным слоям. Большие кругосветные экспедиции (1803—49), охватившие разные части света, принесли значительные научные результаты. Так, первое кругосветное плавание кораблей «Надежда» и «Нева» под командованием И.Ф. Крузенштерна и Ю.Ф. Лисянского имело непосредственной целью установление прямой связи с недавно приобретенными Россией Аляской и Алеутскими островами. Попутно были проведены значительные наблюдения быта народов посещенных стран. Сделанные Лисянским описания социального строя и быта гавайцев, а также их верований, системы табу и религиозных обрядов сохраняют свою ценность и в наши дни.

↑Формирование и развитие отечественной этнологии в середине XIX — начале XX века

Росту этнографии способствовал сложившийся в России идейно-политический и общественный климат первой половины XIX в. Важнейшим условием развития науки стал национальный подъем, вызванный Отечественной войной 1812 г., и дальнейшее развитие русского национального самосознания. Проблемы нации, в том числе тема «народности» (русской в первую очередь), стали центральными в общественной и научной полемике тех лет. К теме «народности» обращался П.Я. Чаадаев; она оказалась в центре дискуссии « славянофилов» и «западников»; ее обсуждали в литературной критике как проблему «народности» искусства. Эмпирический материал в трудах этнографов-собирателей той поры (И.М. Снегирева, И.П. Сахарова, А.Н. Афанасьева, В.И. Даля) также интерпретировался в духе «народности».

Особую страницу в истории Общества составил период 1848—51 гг., когда председателем Отделения этнографии стал Николай Иванович Надеждин. Ученый составил первую программу (вопросник) для сбора этнографических сведений о народах Российской империи (она была разослана в 7 тыс. экземпляров во все губернии).

Ко второй четверти — середине XIX в. относятся первые попытки теоретического обоснования этнографии как особой науки: формулирование ее предмета, определение места в системе наук, разработка основных приемов исследования.

Тем не менее, неопределенность предметного поля этнографии сохранялась до 60—70‑х гг. XIX в., когда были более отчетливо сформулированы мировоззренческие основания последней — теория эволюции. Бурные успехи естествознания, появление работы Ч. Дарвина «Происхождение видов» и т. п. вызвали заметный интеллектуальный подъем и способствовали обогащению теоретического арсенала этнологии. Прочно утвердившийся в естествознании эволюционизм ученые стремились применить к человеческой истории, пытаясь найти закономерности, сходные с теми, что обнаруживались естественными науками. Идеи объективного познания действительности и прогресса составили характерные черты эволюционизма в этнографии.

Становление эволюционизма в России происходило одновременно с распространением марксизма. Некоторые этнографы, например Н.И. Зибер и М.М. Ковалевский, испытали на себе его влияние. Первые представители эволюционистского направления в российской этнографии, как правило, выступали в роли популяризаторов и переводчиков классических иностранных работ. Таковы М.И. Кулишер, находившийся под сильным влиянием Д. Леббока, С.С. Шашков, популяризовавший классика английской этнологии Э. Тайлора, Д.А. Коропчевский, неутомимый переводчик и крупный знаток западной науки, Э.Ю. Петри — автор двухтомной « Антропологии» (СПб., 1890—97).

Эволюционистская этнография способствовала формированию нового типа ученого — последовательного дарвиниста, подвижника, рассматривавшего науку как высшую форму служения обществу. Отчетливо оформились два типа научных стратегий, примером которых могут служить биографии крупных этнологов — Николая Николаевича Миклухо-Маклая (1846—88) и Дмитрия Николаевича Анучина (1843—1923). Представители одного поколения, они получили естественнонаучное образование ( Анучин стал зоологом, а Миклухо-Маклай — врачом), придерживались эволюционистских взглядов, но при этом первый воплотил в себе классический образец полевого исследователя, посвятившего себя изучению папуасов Новой Гвинеи и других народов Океании, а второй — олицетворял собою тип «кабинетного» ученого, целиком отдавшись созданию организационных форм этнографии, физической антропологии, а также преподавательской деятельности.

К началу XX в. процесс институционализации российской этнографии постепенно получал завершение. Этнографические исследования сосредоточивались в научных обществах и музеях. Главными центрами этнографической науки считались Отделение этнографии ИРГО в Петербурге и Этнографический отдел ОЛЕАЭ в Москве. Этнографическими исследованиями, хотя и в очень скромном объеме, занимался также учрежденный в 1902 г. Этнографический отдел Русского музея.

Этнографические исследования в России к началу XX в. носили преимущественно эмпирический характер. Вместе с тем отечественные этнологи создавали труды, в теоретико-методологическом отношении отвечавшие европейскому уровню таких исследований и внесшие существенный вклад в развитие мировой этнологической науки. К числу таких произведений относятся работы Максима Максимовича Ковалевского (напр., «Закон и обычай на Кавказе», М., 1890), Всеволода Федоровича Миллера («Осетинские этюды», М., 1881—87), Александра Николаевича Пыпина («История русской этнографии», СПб., 1890—92) и ряд других. Такие исследования расширяли теоретико-методологические возможности европейской этнологии, хотя базировались преимущественно на общих принципах эволюционизма. В России он продолжал оставаться преобладающим направлением, хотя ряд этнологов работал в духе историзма.

Едва ли можно обойти молчанием участие в этнографическом изучении России политических ссыльных. Среди них особенно яркими исследователями-этнологами стали В.Л. Серошевский («Якуты. Опыт этнографического исследования», СПб., 1896), Владимир Германович Богораз-Тан (1865—1936), написавший ряд трудов о чукчах, коряках и других народах Северо-Востока России, С.И. Мицкевич, автор работы «Мэнэрик и эмиряченье» (Л., 1929). Труды этих и других ученых (Л.Я. Штернберга, В.И. Иохельсона и др.) также испытали воздействие эволюционистских идей.

Предмет этнографии, ее задачи и место в системе наук оказались в центре теоретической дискуссии, которая состоялась в 1916 г. в Отделении этнографии ИРГО. Результаты обсуждения оказались ниже ожидания. Однако сам факт ее проведения свидетельствовал о том, что научное сообщество всерьез задумывалось об обновлении методологического и теоретического основания этнологии.

↑Развитие этнологии в межвоенный период: 20—40-е годы XX века

В первое послереволюционное десятилетие новые политические и социальные условия в стране побуждали ученых старой школы предпринимать попытки освоения марксистской методологии, правда, преимущественно в форме синтеза с другими теоретическими подходами: антропогеографией Ф. Ратцеля — в книге В.Г. Богораза «Распространение культуры на земле. Основы этногеографии» (Л., 1928), или с идеями культурно-исторической школы — в книге П.Ф. Преображенского «Курс этнологии» (М.—Л., 1929). Марксистское влияние чаще всего проявлялось в терминологии и использовании механистически понятой материалистической диалектики.

В 1920-е гг. сформировалась организационная структура отечественной этнологии. Она включала правительственные организации, нацеленные на решение практических задач национальной политики и культурного строительства: Центральное Этнографическое Бюро при Народном комиссариате по делам национальностей, Комитет Севера при ЦИК СССР. Однако среди научных организаций (и их сотрудников, численность которых продолжала оставаться очень небольшой) преобладали объединения ученых старой школы, еще дореволюционной формации: учреждения системы Академии наук, Государственной Академии истории материальной культуры (ГАИМК), музеи, учебные кафедры в Московском и Ленинградском университетах, некоторые научные общества. Ученые старой школы были автономны в выборе исследовательской тематики. Именно они (В.Г. Богораз, Е.Г. Кагаров, Б.А. Куфтин, П.Ф. Преображенский, С.И. Руденко, В.Н. Харузина, Л.Я. Штернберг и другие) оказывали решающее воздействие на формирование научных программ, а также стояли у истоков профессиональной подготовки этнологов.

В 1930‑е гг. заметно сократилось число научных учреждений этнологического профиля, радикально сузился круг подлежавших изучению научных проблем, закрылись учебные центры подготовки профессиональных этнологов, некоторые видные ученые подверглись репрессиям.

Процесс восстановления науки начался еще в предвоенные годы. Организационную основу этнологии составили учрежденный в 1933 г. Институт антропологии и этнографии (ИАЭ) АН СССР (который почти не функционировал), а также созданная в 1939 г. по инициативе известного этнографа, археолога и историка С.П. Толстова кафедра этнографии в составе исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. В исследовательской деятельности этих учреждений акцент некоторое время был смещен в сторону традиционной этнографии, изучения прошлого народов мира.

Принципы периодизации истории первобытного общества, этнография и археология Средней Азии составляли в ту пору круг научных интересов директора (с 1943 г.) Института этнографии АН СССР и заведующего кафедрой этнографии С.П. Толстова. С его именем было связано открытие высокой цивилизации древнего Хорезма и культуры степных полукочевых племен Приаралья.

Сергей Александрович Токарев (1899—1985), принадлежавший к тому же поколению и той же научной традиции, что и Толстов, свои публикации предвоенного и военного периода посвятил хозяйству и общественному строю народов Сибири (якутов, горных алтайцев). Профессор А.М. Золотарев осуществил фундаментальное исследование дуально-экзогамной организации в ранней истории человечества. Профессор М.О. Косвен популяризовал работы Ф. Энгельса по истории первобытного общества и труды Л.Г. Моргана, а также исследовал этнографию народов Кавказа.

Процесс возобновления этнографических исследований затянулся, а в годы Великой Отечественной войны деятельность отечественных этнографов претерпела неизбежное сокращение, хотя и не была свернута, продолжившись в эвакуации — в Ашхабаде и других восточных регионах страны.

↑Отечественная этнология в 50—80-е годы XX века

По окончании Великой Отечественной войны практическая и теоретическая работа в этнографии (этнологии) существенно активизировалась, а ее масштабы расширились. Организационную основу фундаментальных исследований составляли АН СССР и ее филиалы (позднее — Академии наук союзных республик), а также университеты и музеи (в особенности в Ленинграде — Петербурге). Уже на рубеже 1940‑х — 1950‑х гг. появились капитальные труды, среди которых «Нганасаны» А.А. Попова (М., 1947), «Кубачинцы и их культура» Е.М. Шиллинга (М., 1949), «Очерки исторической этнографии каракалпаков» Т.А. Жданко (М., 1950), «Этнические территории и этнические границы» П.И. Кушнера (М., 1951) и др.

В 1960‑е гг. этнологи интенсивно вели работу, связанную с формулированием предмета и задач советской этнографии, тематические границы которой при этом существенно расширились по сравнению с 1930‑ ми гг. С конца 1940‑х гг. стали активно исследоваться этногенез народов мира, история первобытного общества, хозяйственно-культурные типы и формы, семейно-брачные отношения и ряд других тем. Реанимировано было изучение современности: начались исследования культуры и быта сельского и городского населения СССР. Велись разносторонние исследования по региональной этнографии: народов Азии (Н.Н. Чебоксаров и др.), Африки (Д.А. Ольдерогге и др.), Америки (Ю.П. Аверкиева и др.), народов СССР (Б.О. Долгих, Б.А. Куфтин, С.А. Токарев, С.П. Толстов, В.Н. Чернецов и др.). Начиная с 1960‑х гг. велось интенсивное изучение истории этнологии (Ю.П. Аверкиева, С.А. Токарев и др.).

В 1950—60‑е гг. в отечественной этнологии появились крупные деятели, внесшие существенный вклад в мировую науку. Среди них профессор С.А. Токарев, который возглавлял кафедру этнографии истфака МГУ в 1956—73 гг. Он ориентировал этнографов на изучение основных историко-культурных явлений, а не на описание «экзотических» сторон быта. Не признавая разделения этнографии на описательную и теоретическую, Токарев в каждой работе, вне зависимости от объема конкретного материала, создавал основание для теоретических выводов. Начав с этнографической тюркологии, Токарев впоследствии заинтересовался социальной организацией и культурной историей австралийских аборигенов, затем — разнообразными группировками американских индейцев, славяноведением, этнографией народов Зарубежной Европы, этнографией народов СССР, теорией этногенеза, материальной культурой народов, религиоведением. Еще одной сферой научных интересов Токарева была история русской и зарубежной этнологии. Всего им было опубликовано свыше 200 исследовательских трудов.

При содействии центральных этнологических учреждений во всех столицах союзных республик и в автономных республиках возникли специальные центры этнологических исследований.

В 1960‑е гг. тематика этнологических исследований в Советском Союзе стала весьма обширной и разнообразной. Заметное место в ней продолжали занимать социальные стороны жизни у различных народов (род, племя, община, семья, положение женщины). Очень много исследований трактовали вопросы историко-культурного свойства (хозяйство и хозяйственно-культурные стороны бытия, поселения и жилища, одежда и утварь и пр.). Большое внимание уделялось изучению разнообразных обрядов, в частности, семейных (как то: свадьба, погребальные обычаи и т.п.). Значительно меньше было работ, посвященных этногенезу и этнической истории, а также межэтническим взаимодействиям (смешанным бракам и т.п.).

Вместе с тем с конца 1960‑х гг. в отечественной науке постепенно складывалось направление, изучавшее проблемы этноса, общие этнические (национальные) процессы. Заявившее о себе еще в начале ХХ в., оно позднее стало своеобразным «символом» советской этнографии, составив одну из самых сильных — и по сей день — сторон отечественной науки. Российская этнология всегда исходила из представления об этносе как о реально существующем объекте и активно разрабатывала теорию этноса. Широкой популярностью пользовалась дуалистическая теория этноса, изложенная в трудах директора (1966—89) Института этнографии АН СССР, академика Юлиана Владимировича Бромлея (1921—90). Развивались и альтернативные подходы: биологизировавшая феномен этноса концепция Л.Н. Гумилева, содержательная информационная концепция Н.Н. Чебоксарова и С.А. Арутюнова, компонентная теория В.В. Пименова.

На страницах журнала «Советская этнография» (с 1991 г. — «Этнографическое обозрение») активно обсуждались актуальные и дискуссионные вопросы этнологии: предмет этнологии и ее соотношение с историей, этнологическая терминология, история первобытного общества, религия, номадизм, межнациональные отношения и конфликты, совершенствование преподавания этнологии в высших учебных заведениях и многое другое.

В 70—80‑е гг. продолжалась работа по дальнейшему совершенствованию подготовки специалистов-этнографов. Увеличилось число научных направлений, составлявших содержание учебного процесса: в их число были включены теория этноса и теоретико-методологические аспекты этнографии, историография, история первобытного общества, история религии, проблемы этнографии народов СССР и зарубежных стран, музееведение. Продолжалась работа над учебно-методической литературой. В 1982 г. вышел новый учебник «Этнография» под редакцией Ю.В. Бромлея и Г.Е. Маркова.

↑Основные тенденции в развитии постсоветской этнологии (90‑е годы XX века — начало XXI века)

Изменение общественно-политического контекста во второй половине 80‑х гг. открыло возможность критики советского «тоталитарного наследия» в этнографии, которая в своих радикальных проявлениях отчасти перерастала в отрицание вековых конструктивных традиций науки. Произошел отход не только от марксистского монизма, но и (в трудах отдельных авторов) разрыв с позитивной наукой как таковой, фактический отказ от концепта научной истины.

Некоторые российские этнологи испытали влияние постмодернизма с его неумеренным критическим пафосом и безудержным релятивизмом. Результаты этого влияния неоднозначны. С одной стороны, произошло избавление от методологического диктата «единственно верного метода». Но с другой стороны, радикальной ревизии подверглись социальные функции науки. Советская этнография хотя бы номинально основывалась на идеях служения прогрессу общества, освобождения человечества и укрепления «первого в мире государства рабочих и крестьян». Эти ценности подверглись уничтожающей критике, что со всей остротой и определенностью поставило вопрос о новом оправдании научного знания. В новую эпоху получение знания — как и поиск объективной научной истины — перестало быть самоцелью. Существование научного знания стало оправдываться возможностью его продажи; все, что не могло быть реализовано, становилось ненужным.

Основным научным центром этнологии в наше время остается Институт этнологии и антропологии РАН. Размывание предметно-тематического поля этнологии привело к некоторому сужению научной проблематики: значительно уменьшились масштабы экспедиционных исследований по традиционной этнографии и этнологии народов мира. Тем не менее традиции научной (классической) этнологии живут и в современную эпоху. Общетеоретические труды С.А. Арутюнова и Ю.И. Семенова, этнополитологические исследования В.А. Тишкова и С.В. Чешко, этнолингвистические работы М.Н. Губогло, этнологические ретроспекции Б.А. Калоева и немало других научных произведений новейшего времени говорят о существенном потенциале отечественной этнологии.

В силу традиционного консерватизма университетского образования новейшие тенденции в меньшей степени затронули систему подготовки кадров. Некоторая автономность кафедры этнологии исторического факультета МГУ обеспечила относительную беcкризисность развития университетской науки (с 1986 по 2006 г. кафедрой руководил проф. В.В. Пименов).

Рост межэтнической напряженности, вылившийся в череду конфликтов и войн на территории бывшего СССР, обусловил возрастание преподавания специальных дисциплин (этносоциологии, этнического конфликтоведения и др.). Разнообразие спецкурсов, семинаров и других форм обучения способствует росту интереса студентов к этнологической и этнополитической проблематике.

Подготовка этнологов в России осуществляется также на кафедрах С.‑Петербургского, Казанского, Омского, Томского, Новосибирского и других университетов; в странах ближнего зарубежья — в Ашхабадском, Белорусском, Киевском, Кишиневском, Латвийском, Литовском, Тартуском и Ташкентском университетах.

В конце XX в. отечественная этнология была поставлена перед необходимостью адаптации к кардинально изменившемуся общественно-политическому и экономическому контексту. Этнологи продолжают работать над сохранением и усилением научной направленности своей деятельности, над тем, чтобы этнология служила фундаментальным интересам общества — конструктивному сотрудничеству между народами.