А.М.Горький
О Викторине Арефьеве
О Викторине Арефьеве я могу сказать немного. Он редко бывал в Красновидове; являлся обычно к ночи или ночью, приходя пешком с пристани "Лобышки". М.А.Ромась, весьма строгий конспиратор, побеседовав с ним, отправлял его ко мне, на чердак, там Арефьев спал и сидел, не выходя на улицу села, целый день, а ночью исчезал, спускаясь к Богородску в лодке с рыбаком Изотом или уходя на "Лобышки". Ромась сообщил мне, что Арефьев выслан из Саратова или должен был уехать оттуда, избегая ареста, - не помню точно. Вероятнее - последнее, потому что Арефьев обычно являлся в Красновидово или из Казани или из Саратова, и я думаю, что он служил связью между народовольцами этих городов.
Помню, что при первой встрече он мне определённо не понравился, говорил со мной докторально, заносчиво и щеголял своей начитанностью. В следующий раз я примирился с этим, поняв, что за щегольство мною принято естественное желание человека, много знающего, поделиться радостью знания. Особенно возбудил мою симпатию его интерес к фольклору, он отлично знал поволжские говора', у него были интересные записи песен пензенских татар, запевок "Дубинушки" и целое исследование о саратовской "Матане", предшественнице современной "частушки". Мне кажется, что эта работа его печаталась в "Саратовском дневнике", редакции Сараханова, в 1891 или 1892 году. Лет десять спустя в кружке Мережковских искали рифму к слову "дьявол", нашёл, кажется, Сологуб: "плавал". И мне вспомнилась запись Арефьева:
Милый мой по Волге плавал,
Утонул, паршивый дьявол!
К запискам своим он относился небрежно. Однажды забыл их в лодке Изота, в другой раз его тетрадь оказалась под моей койкой. Был он человек живой, размашисто открытый, богатый словом, с широким полем зрения и уменьем тонко, точно наблюдать.
Как-то будучи в Казани, я встретил его у геолога Северцева или Сибирцева, и мы решили идти в Красновидово пешком. Вышли на утренней заре. В памяти моей очень светло и выпукло лежат сорок пять вёрст этого пути в непрерывной беседе с человеком, которому и природа и люди говорили больше, чем в ту пору я умел видеть и слышать. Он обладал небольшим голосом, отличным слухом и безошибочно передавал мелодии народных песен. Лицо у него было чёткое, из тех, какие - увидав один раз - долго не забываешь и хочешь видеть ещё. Лицо его хорошо освещали очень яркие и умные глаза; особенно ярко блестели они, когда Арефьев смеялся. Смеяться - любил, это - верный признак хорошего человека.
Года через два - если не ошибаюсь - я встретился с ним в Нижнем у И.И.Сведенцова, мрачного народовольца, автора очень скучных рассказов. Это была последняя встреча. Он, кажется, имел какое-то отношение к "народоправцам". Это я заключаю по тому, что он очень подробно рассказал мне о провале типографии Ромася в Смоленске. И в этот раз он вызвал у меня впечатление человека крепкого, решительно идущего к своей цели, влюблённого в песни, навсегда преданного народу своему и готового на всякий бой, на любую работу ради лучшего будущего.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые напечатано в журнале "Сибирская живая старина", издание Восточно-Сибирского отдела государственного русского географического общества, вып. VIII-IX, Иркутск, 1929.
Арефьев Викторин Севастьянович был в ссылке в Сибири; ему принадлежит ряд работ по этнографии Сибири, имеющих научное значение и содержащих много записанных В.Арефьевым песенных текстов. Ленинская "Искра" (номер 9, 1901, октябрь) в связи со смертью В.С.Арефьева опубликовала некролог.
В авторизованные сборники статья не включалась.
Печатается по тексту журнала "Сибирская живая старина".
...целое исследование о саратовской "Матане"...
- напечатано в "Саратовском дневнике", 1893, номер 285, 30 декабря; номер 286, 31 декабря, под названием "Новые народные песни. Деревенские думы и дела". Подпись: Н.А-ф-в.
...забыл их в лодке Изота...
- Изот - крестьянин села Красновидова; см. о нём в повести М.Горького
"Мои университеты".