Качественные изменения ядерного пространства

В 2010 г. администрация Б. Обамы огласила свою версию интерпретации идеи всеобщего и полного ядерного разоружения. Есть основания предполагать, что она будет выдвигаться в верхнюю часть повестки дня мирового дипломатического взаимодействия. Интерес к теме «ядерного ноля» в США стал заметен еще несколько лет назад.

Точкой отсчета можно считать публикацию в январе 2007 г. в газете «Уолл-стрит Джорнэл»[1] манифеста «Мир, свободный от ядерного оружия». Внимание к этой статье привлекла не столько радикальность декларированной цели, сколько состав ее авторов – госсекретари в администрациях Р. Никсона и Р. Рейгана Генри Киссинджер и Джордж Шульц, министр обороны во времена президентства У. Клинтона Уильям Перри и один из авторитетнейших специалистов по проблемам вооружений, бывший сенатор Сэм Нанн. Два республиканца и два демократа.

1

Суть идеи проста: в новой ситуации, когда растет опасность приобретения ядерного оружия большим числом государств, не обладающим культурой «ядерного табу», «новая ядерная эра будет более рискованной, дезориентирующей психологически и более разорительной экономически, чем сдерживание времен “холодной войны”«. Поэтому, по мнению авторов, необходимо срочно предпринять шаги – от мер по предупреждению случайного или несанкционированного применения ядерного оружия и существенного сокращения всеми ядерными державами накопленных запасов такого оружия до запрета производства расщепляющихся материалов для военных целей и кардинального реформирования глобального режима обогащения урана и переработки облученного топлива для гражданских нужд. Этого можно достичь, считают они, только поставив мегазадачу всеобщего и полного ядерного разоружения. Авторов манифеста поддержало большинство отставных госсекретарей, министров обороны и советников президентов по национальной безопасности Соединенных Штатов. Никого из них нельзя отнести к категории «голубей», мечтателей, оторванных от действительности. Правда, попытки авторов заручиться поддержкой администрации Дж. Буша-мл. результатов не дали. При республиканцах Белый дом решил не реагировать на этот проект.

Президент-демократ Барак Обама, напротив, ухватился за идею «ядерного ноля». Выступая 5 апреля 2009 г. в Праге, он заявил: «Сегодня я ясно и с убежденностью провозглашаю обязательство Америки стремиться к миру и безопасности на земном шаре без ядерного оружия. Я не наивен. Этой цели нельзя добиться быстро, возможно, для этого не хватит моей жизни. Достижение ее потребует терпения и упорства»[2]. Он обрисовал начальную стадию «траектории» продвижения к поставленной цели:

– подготовка нового договора с Россией по стратегическим наступательным вооружениям, что создаст условия для подключения к этому процессу всех других государств, располагающих ядерным оружием;

– решительные усилия администрации по ратификации Соединенными Штатами Договора о всеобъемлющем запрещении испытаний ядерного оружия (ДВЗЯИ);

– переговоры о контролируемом запрещении производства расщепляющегося материала для военных целей;

– договоренность о новых действенных и незамедлительных мерах к нарушителям Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) или государствам, стремящимся выйти из него;

– создание нового режима сотрудничества в области мирного использования атома, в том числе учреждение международного банка ядерного топлива;

– начало четырехлетней программы по обеспечению сохранности всех недостаточно защищенных ядерных материалов во всем мире, призванной укрепить гарантии того, чтобы они не попали в руки террористов.

В целом инициативу американского лидера поддержали руководители четырех других официальных (согласно Договору о нераспространении ядерного оружия) ядерных держав и многих неядерных государств. Поддержка этой идеи была декларирована в совместном заявлении по результатам встречи президентов РФ и США в апреле 2009 г. в Лондоне. Более развернуто российскую позицию относительно идеи «ядерного ноля» Д.А. Медведев изложил на встрече с руководителями российских телевизионных каналов: «Это красивая и, в общем, правильная цель», – заявил он, уточнив при этом, что «к ней нужно двигаться, во-первых, постепенно, и, во-вторых, в этом должны принимать участие не только русские и американцы, но и другие страны, которые очень сильно стремятся запрыгнуть в ядерный клуб, и от этого много проблем»[3].

В России обсуждение проблематики всеобщего и полного ядерного разоружения только начинается. В октябре 2007 г. «Независимая газета» опубликовала статью авторитетного специалиста в области ядерных вооружений генерал-майора запаса, главного научного сотрудника ИМЭМО РАН В.З. Дворкина «Дорожная карта ядерного разоружения». Автор призвал «не отвергать с порога» идею движения к безъядерному миру, обнародованную несколькими месяцами ранее четырьмя бывшими государственными деятелями США[4].

Со значительным интервалом, уже после пражской речи Б. Обамы, в российской прессе появилось сообщение о конференции на эту тему, организованной в Высшей школе экономики, в ходе которой А.Г. Арбатов поддержал реализацию «ядерного ноля», тогда как С.А. Караганов заявил, что «ядерное разоружение может быть катастрофичным», а «стремление к нему опасным»[5].

Представительной является опубликованная в журнале «Россия в глобальной политике» статья американского политолога А. Этциони под заголовком «Ноль – это неверное число»[6]. Автор, известный своими гуманистическими взглядами и многолетними усилиями по популяризации идеи преодоления разрыва между цивилизациями Востока и Запада, на этот раз буквально обрушился на концепцию «ядерного ноля», награждая ее такими эпитетами, как «мираж», «грезы наяву», «эфемерные идеалы», «маневр, отвлекающий от насущных проблем». Действительно, обсуждение всеобщего и полного ядерного разоружения представляется как «размышления о немыслимом». Но столь же нереалистичными 20 лет назад представлялись размышления о возможном завершении «холодной войны».

Серьезным начальным препятствием на пути реализации «ядерного ноля» является скепсис и даже искренняя убежденность в недостижимости и опасности всеобщего и полного ядерного разоружения, которые пока являются доминирующими среди политиков, военных и специалистов в области международных отношений и глобальной безопасности. Усугубляет такие настроения и судьба предыдущих попыток – от «плана Баруха» до инициативы М.С. Горбачева – поставить на практические рельсы задачу ликвидации ядерных вооружений.

Еще труднее положение официальных представителей ядерных держав-членов ДНЯО. Любая открытая критика идеи «ядерного ноля» с их стороны означала бы фактический отказ от зафиксированного в этом договоре обязательства их стран вести дело к всеобщему и полному ядерному разоружению. Судя по всему, многие противники «ядерного ноля» не торопятся ввязываться в дискуссию в надежде, что инициатива, как и в предыдущих случаях, отомрет сама по себе.

2

 Как представляется, изложенные президентом США планы первого этапа продвижения к «ядерному нолю» стоит воспринять серьезно. Даже начало его реализации означало бы отказ от философии односторонности с акцентом на военную силу и завершение «потерянного десятилетия» в контроле над вооружениями. Именно предыдущая администрация Дж. Буша-мл. выбила одну из опор стратегической стабильности, выйдя из Договора по ПРО. Она же сняла с повестки дня вопросы о ратификации ДВЗЯИ и о переговорах по запрещению производства расщепляющихся материалов для военных целей. Даже похвальные инициативы по сокращению стратегических наступательных потенциалов (СНП), хотя и без механизма проверки, и по продвижению системы активного контрраспространения, например, «Инициативы по безопасности в борьбе с распространением (ИБОР)», не смогли компенсировать урон, который был нанесен динамике процесса контроля над вооружениями и продвижения к новому уровню коллективной глобальной безопасности.

Всю ответственность за «заморозку» сферы военно-политической безопасности возлагать исключительно на Соединенные Штаты не совсем справедливо. Ни одна из других ядерных держав не продемонстрировала стремления переломить ситуацию. В лучшем случае дело ограничивалось критикой позиции предыдущей администрации США.

Некоторые из заявленных Б. Обамой задач выполнимы в ближайшем будущем. Например, ратификация Соединенными Штатами ДВЗЯИ, хотя борьба в Сенате будет ожесточенной. Значительно труднее добиться вступления этого договора в силу, поскольку он требует присоединения нескольких десятков государств, располагающих значительными, в том числе и мирными, ядерными потенциалами. Реализация других идей весьма проблематична даже в среднесрочной перспективе. Например, достижение новой принципиальной договоренности о «действенных и незамедлительных» мерах по отношению к нарушителям ДНЯО и к государствам, желающим выйти из этого договора. Во-первых, для этого потребуется расширить обязательства неядерных государств отказаться от части разрешенной в соответствии с договором деятельности, например, по обогащению урана и переработке облученного топлива, а также положиться в будущем на добрую волю монопольных операторов банка ядерного топлива. Во-вторых, необходимо согласие по крайней мере всех пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН относительно универсальности и неизбежности реакции на возможные нарушения режима нераспространения в конкретных ситуациях. Опыт поведения ключевых стран, участвующих в разрешении проблем, связанных с, очевидно, опасными ядерными программами КНДР и Ирана, указывает на то, что такой консенсус едва ли достижим. Вместе с тем было бы логичным, если бы неядерные страны за согласие на ужесточение режима нераспространения получили столь же весомые уступки со стороны ядерных держав.

Таким образом, реализация задач начального этапа продвижения к «ядерному нолю», в том виде, как она была сформулирована в пражской речи президента Обамы, потребует действий по компенсации за «пропущенное десятилетие» в первую очередь от Соединенных Штатов.

2

Главный довод противников ликвидации ядерного оружия заключается в том, что оно остается эффективным сдерживающим фактором. Этот тезис не следует абсолютизировать. В одной из самых взвешенных и документированных исторических работ американский исследователь Дж. Гэддис признал значимость ядерного оружия для сохранения «длинного мира» после окончания Второй мировой войны, но призвал не забывать и о комплексе других факторов, например о взаимном признание сфер влияния в Европе, приоритете прагматического расчета над идеологиями, нередких совпадений интересов противостоящих полюсов по ряду проблем[7].

История после Второй мировой войны знала немало ситуаций, в которых логика ядерного сдерживания не работала или работала недостаточно эффективно. В 1948 г. еще не имевший к тому времени атомной бомбы Советский Союз игнорировал американскую ядерную монополию и пошел на блокаду Западного Берлина. В 1950 г. КНР, еще далекая от разработки ядерного оружия, бросила вызов США, направив миллионную армию своих «добровольцев» в Корею, спровоцировав правдоподобные угрозы генерала Д. Маккартура о возможности применения ядерного оружия. В 1973 г. Египет и Сирия начали широкомасштабную войну против Израиля, проигнорировав довольно достоверную информацию о приобретении к тому времени последним ядерного потенциала. В 1982 г. Аргентина не приняла в расчет ядерный статус Великобритании, оккупировав Фолклендские острова. В 1999 г. наличие ядерного оружия у Индии и Пакистана не остановило крупного вооруженного конфликта между ними. Наконец, в 2008 году, судя по всему, Грузия совсем не задумывалась о российском ядерном потенциале, принимая решение об операции в Южной Осетии.

Вместе с тем и ядерные державы нередко предпочитали соглашаться на болезненные поражения в крупных конвенциональных конфликтах, отказываясь при этом от применения ядерного оружия даже тогда, когда это не грозило им ответным ядерным ударом. Так было в Корее, Вьетнаме, Афганистане.

Другим доводом в пользу сохранения ядерного оружия является убеждение в том, что обладание им повышает потенциал влияния на международные дела. Видимо, не случаен тот факт, что все постоянные члены Совета Безопасности ООН одновременно являются самыми крупными ядерными державами. Многие специалисты считают, что одним из побудительных мотивов приобретения ядерного оружия Индией являлось ее стремление приобрести статус великой державы и в перспективе добиться места среди постоянных членов СБ ООН.

В годы «холодной войны» определенную эффективность имело влияние факта обладания Соединенными Штатами ядерным оружием на политику своих союзников взамен на представление им «ядерного зонтика». Но сателлиты Вашингтона никогда не были уверены до конца, что в случае войны в Европе Соединенные Штаты решатся на защиту Бонна и Парижа, рискуя при этом Чикаго и Вашингтоном. Более того, европейские союзники искренне опасались, что неосмотрительность США в каком-то другом регионе, например в Азии или на Ближнем Востоке, может принести войну в Европу. На самом деле был один элемент гонки ядерных вооружений, который мог принести практические результаты – изматывание более слабого экономически, но стремящегося к стратегическому паритету конкурента, как это случилось в гонке вооружений между США и СССР. Но в том случае, когда потенциальный противник отказывался от стремления к паритету в пользу достаточности на более низком уровне, как это было в случае с Китаем, переставал работать и этот рычаг влияния.

Большинство специалистов сходятся в том, что обладание Соединенными Штатами и Россией такими масштабными потенциалами ядерного стратегического и тактического оружия нельзя объяснить только стремлением сдерживать третьи страны. Очевидно, что часть из них, причем немалая, нацелена друг на друга. Американская сторона обходит это предположение официальным молчанием или ограничивается заявлениями о том, что принцип взаимного ядерного сдерживания устарел. Представители России более откровенны, когда, например, обсуждают способность стратегических ракет «пробивать» противоракетную оборону «наших партнеров», не называя Соединенные Штаты. Примечательна, например, аргументация, которую привел премьер-министр В.В. Путин, объясняя 29 декабря 2009 г. на встрече с журналистами во Владивостоке логику совершенствования российских СНВ для сохранения стратегического паритета с Соединенными Штатами, которые продолжают разработку противоракетной обороны: «Баланс сил удерживал мир во время “холодной войны”. Если он нарушится, возникнет опасность, что, создав над собой зонтик, наши партнеры могут почувствовать себя в полной безопасности. Нарушится этот баланс, и тогда будут делать чего хотят, и агрессивность сразу возрастет и в реальной политике, и в экономике»[8].

Однако история ядерного века указывает на то, что ядерное превосходство – непропорциональный и недостоверный инструмент оказания политического экономического влияния. Сегодня нет признаков того, что существенное ядерное превосходство Соединенных Штатов и России над Китаем, Великобританией, Францией и рядом других держав играет значимую роль в политических, а тем более экономических отношениях между ними. Но психологическое восприятие полезности ядерного оружия как инструмента влияния и поддержания международного статуса у элит и населения ядерных стран сохраняется.

Сторонники «ядерного ноля» обосновывают злободневность выдвижения задачи всеобщего и полного запрещения ядерного оружия тем, что сегодня к обладанию им стремятся самые идеологизированные и «неразумные» режимы, прежде всего северокорейский и иранский. В свою очередь противники этой идеи не без некоторых оснований указывают на то, что иррациональность руководства КНДР и Ирана несколько преувеличена. Пхеньян и Тегеран не могут не просчитывать вероятные последствия применения ими ядерного оружия – сокрушительный ответный удар, уничтожение не только населения, но и правящих элит этих стран. Режимы Ким Чен Ира и М. Ахмадинежада, считают сторонники этой точки зрения, видимо, не более иррациональны, чем, скажем, представлялись Западу режимы И. Сталина и Мао Цзэдуна, когда они приобретали ядерные потенциалы. Так или иначе, значение фактора неопределенности при распространении ядерного оружия возрастает.

Довольно убедительно, на первый взгляд, звучит и довод о том, что приобретение ядерного оружия повышает безопасность отдельных стран и их значимость в мировом взаимодействии. Действительно, внимание к таким странам и готовность идти на политические и экономические уступки им в обмен на отказ от военных ядерных программ действительно возрастает. Но одновременно увеличивается экономическое бремя, которое им приходится нести как ядерным державам. Лавинообразного распространения в обозримой перспективе, скорее всего, не произойдет. Приобретение ядерного оружия некоторыми странами, например Ираном, не обязательно повлечет за собой реакцию безудержного распространения, скажем, со стороны Саудовской Аравии, Египта и ряда других стран. Они указывают на то, что арабские страны на протяжении четырех десятилетий «терпели» в регионе ядерную монополию Израиля, который был не меньшим идеологическим антагонистом, чем шиитский Иран.

Можно предположить, что большинство неядерных государств не будет по разным причинам стремиться к ядерному оружию. Одни из-за слабости экономических и технологических потенциалов, другие – не желая нести экономическое, политическое и моральное бремя, которое является неизбежным спутником приобретения военного ядерного статуса. Для третьих ядерное оружие бесполезно с учетом масштаба внешних угроз. Но и дальнейшее распространение даже темпами, которые наблюдаются в последние годы, существенно дестабилизируют глобальную систему безопасности.

Справедливы предупреждения тех, кто напоминает о том, что рациональные государства не являются единственными действующими лицами мировой политики. Перспектива попадания ядерного оружия в руки негосударственных действующих лиц перечеркивает логику ядерного сдерживания. Например, суть идеологии сегодняшних террористов-смертников – нанесение максимально возможного ущерба иноверцам, а часто и мусульманам независимо от вероятности возмездия. Кроме того, у терроризма отсутствует обратный адрес, по которому можно было бы устрашать их возмездием. В «лучшем случае» рационализм ядерных террористов может заключаться в том, что они могут временно ограничиться шантажом и выдвижением абсолютно неприемлемых требований к человечеству или отдельным странам.

В ответ «реалисты» также справедливо указывают на то, что для создания ядерного оружия необходимы мощные технологические и энергетические комплексы и длительное время для наработки расщепляющихся материалов для создания взрывного устройства. Сегодня такой проект невозможно скрыть ни от государства, на территории которого может осуществляться такого рода деятельность, ни от мирового разведсообщества, даже если какое-то государство потворствует подобной деятельности или не может пресечь ее. Ключевым в этих справедливых утверждениях, пожалуй, является слово «сегодня». Уже в среднесрочной перспективе данные аргументы могут стать менее убедительными. Наметившиеся сейчас тенденции указывают на то, что мир находится на восходящей стадии волны развития атомной энергетики, которая призвана частично заместить традиционные источники энергии. Существенно возрастет число не только легководных реакторов АЭС, работающих на низко обогащенном уране (до 3–4 процентов), но и исследовательских, медицинских, двигательных (для ледоколов, подводных лодок) и других установок, требующих урана, обогащенного уже до 20 процентов. Соответственно более масштабными станут потоки перевозок обогащенного урана, плутония, облученного топлива, ядерных отходов и сопутствующие этому риски аварий или захватов. Высокотехнологичные ядерные государства могут производить ядерные взрывные устройства из «дооружейного» урана с обогащением ниже 93 процентов.

Мир ожидает качественное изменение ядерного пространства с истончающимся барьером между областями мирного и военного атома. Трудно определить в какой ситуации – при сохранении ядерного оружия или при «ядерном ноле» – будет легче удерживать этот барьер.

3

Аргумент противников идеи «ядерного ноля» заключается в том, что в безъядерном мире может качественно возрасти значение обычных вооружений и вооруженных сил. США располагают самыми высокотехнологичными обычными вооружениями новых поколений, высококлассной научно-исследовательской базой, боеспособным офицерским и сержантским корпусом, способностью «проецирования» своих вооруженных сил почти во все регионы мира и сохраняющейся политической волей к их применению. Несмотря на довольно правдоподобные оценки относительно «убывающего потенциала Пентагона», такое превосходство по обычным вооружениям и вооруженным силам сохранится в обозримой перспективе. На этом основании можно сделать, на первый взгляд, логичный и понятный общественности вывод о том, что выдвигаемая США идея «ядерного ноля» призвана закрепить и усилить американское превосходство по конвенциональным вооружениям и вооруженным силам.

Во второй половине 1980-х годов, когда в СМИ широко обсуждалась встреча М.С. Горбачева и Р. Рейгана в Рейкьявике (1986), где они едва не договорились о взаимной ликвидации стратегических наступательных вооружений, в Пентагоне случилась курьезная ситуация. На двери одного из кабинетов, который занимала группа младших офицеров, появился большой плакат с перечеркнутым изображением атомной бомбы и призывом «Запретить ядерную бомбу!». Начальство бросилось подавлять «бунт». Но молодые шутники обратили внимание старших коллег на вторую часть призыва, написанную ниже мелким шрифтом: «Дайте военным возможность реализовать свои способности в обычных конфликтах!».

Вскоре после заключения ДОВСЕ распалась Организация Варшавского договора и Советский Союз. Россия была вынуждена вывести войска из Центрально-Восточной Европы, а по соображениям экономического характера резко сократить численность собственных вооруженных сил внутри страны. Тем временем началось расширение НАТО на восток. Надо признать, что США и их европейские союзники в последние десятилетия существенно сократили свои вооруженные силы и вооружения в Европе. Озабоченности России были частично учтены в не ратифицированном западными странами, но до недавней поры исполнявшемся на практике адаптированном ДОВСЕ. Однако все это не отменяло превосходства НАТО над Российской Федерацией даже с учетом возможностей союзников последней по ОДКБ. В случае полного отказа США, Великобритании, Франции и России от ядерных вооружений Москва в обозримом будущем не сможет компенсировать возникшую диспропорцию как по качеству обычных вооружений, так и по мобилизационному потенциалу вооруженных сил.

В безъядерном мире аналогичные диспропорции потенциально могут возникнуть или обостриться между США и Китаем, Россией и Китаем, Индией и Пакистаном и в ряде других конфигураций. Речь идет не о намерениях, а о потенциалах. Но политики и военные по традиции просчитывают будущее исходя из потенциальных возможностей и угроз по сценарию «худшего случая». Возможно, именно осознание отрицательного соотношения по обычным вооруженным силам, а также экономические и демографические прогнозы развития страны, по крайней мере в среднесрочной перспективе, толкают российское руководство к декларированию снижения порога применения ядерного оружия вплоть до нанесения ядерных ударов в конвенциональных конфликтах или даже для их упреждения.

Конфликт между Грузией и Россией 2008 г. заставил посмотреть на связь между конвенциональными конфликтами и ядерным оружием несколько по-новому. Нельзя с определенностью ответить на вопрос, как повели бы себя вооруженные силы США и некоторых стран НАТО в подобной ситуации, какова была бы вероятность прямого, хотя и ограниченного их столкновения с российскими вооруженными силами, если бы подобный конфликт случился в безъядерном мире.

4

Как отметил А. Этциони, «…если одна из сверхдержав полностью откажется от ядерного арсенала, а другая припрячет у себя десяток боеголовок, это будет серьезной угрозой международной безопасности. При таком развитии событий концепция “взаимно гарантированного уничтожения” … летит ко всем чертям»[9]. В роли шантажиста может выступить не только сверхдержава, но и любое государство, припрятавшее ядерное оружие или тайно производящее его. В качестве такого потенциального шантажиста автор называет КНДР. Это распространенное опасение, и отмахнуться от него нельзя. Правда, в истории проверок за выполнением советско/российско – американских договоренностей об ограничении и сокращении СНВ не было зарегистрировано случаев обмана с той или иной стороны. Попытки некоторых стран, например ЮАР, Израиля, КНДР, Ливии, тайно разработать ядерное оружие всегда становились явными еще до завершения таких проектов.

Существует и проблема систем противоракетной обороны (ПРО). Очевидно, что по мере снижения уровней ядерных потенциалов в мировом стратегическом балансе будет возрастать удельный вес противоракетных систем. Государства, обладающие такими системами, получат стратегическое преимущество. Даже «тонкие» системы ПРО, например призванные отразить ракетно-ядерные угрозы со стороны третьих стран, косвенно снижают сдерживающий потенциал других ядерных государств, особенно соседних. Дестабилизирующая роль ПРО была продемонстрирована в связи с обострением российско-американских отношений из-за планов США разместить третий позиционный район такой системы в Польше и Чехии.

Многие западные эксперты утверждали, что ограниченная ПРО не сможет существенно снизить сдерживающий потенциал российских СНВ. Они указывали на то, что 10 противоракет, которые планировалось разместить в Польше, могли уничтожить только несколько единиц из нескольких сотен российских баллистических ракет наземного базирования. Кроме того, поскольку такие российские ракеты в основном базируются в Поволжье и восточных регионах и в случае войны с США должны стартовать по кратчайшему маршруту через северный полюс, американские противоракеты не могли их «догнать» стартуя из Польши. Упоминали они и заявленное российским руководством совершенствование способностей проникновения российских боезарядов через любую систему ПРО.

Отменяя прежние планы развертывания третьего позиционного района, Б. Обама заявил, что делается это по техническим причинам. Однако Москва исходила из ряда объективных факторов. Европейский позиционный район явился бы очередным районом американской системы ПРО, в дополнение к уже развернутым или формирующимся – на Аляске, в Калифорнии и в районе Корейского полуострова.

Вашингтон никогда не уточнял пределов будущих масштабов национальной или глобальной системы ПРО. Вместе с тем Москва не могла игнорировать того, что развертывание даже ограниченного позиционного района на европейской территории осуществляется параллельно с намерениями дальнейшего расширения НАТО на восток, с вытекающими отсюда последствиями для дисбаланса сил по обычным вооруженным силам. Решение президента Обамы об отказе от третьего позиционного района в Польше и Чехии не является бесповоротным даже в краткосрочной перспективе. Вместо него приоритетность пока получают планы создания района ПРО на территориях государств и на море, например, в Румынии. И хотя в Пражском договоре (2010) РФ и США зафиксировали положение о том, что «нынешние стратегические оборонительные вооружения не подрывают жизнеспособность и эффективность стратегических наступательных вооружений сторон», наиболее чувствительным соотношение между наступательными и оборонительными системами может стать на «предпоследних» стадиях продвижения к «ядерному нолю».

В то же время ограниченные компоненты ПРО могут быть полезными. Например, давно стоящая на боевом дежурстве ограниченная система ПРО вокруг Москвы призвана в случае подлета к столице ракет дать руководству страны хотя бы ограниченное время для выяснения источника нападения, оценки ситуации и принятия адекватного решения относительно ответного удара. Наличие такой ПРО объективно снижает необходимость полагаться только на ответно-встречный ядерный удар, который может быть нанесен не по истинному инициатору первого удара, а по стране, которая до этого рассматривалась в качестве наиболее вероятного противника. Создание ограниченной системы ПРО для перехвата, скажем, северокорейских или иранских ракет средней и меньшей дальности также может служить этой цели. Наличие системы ПРО может сдерживать государства, обладающие небольшими ракетно-ядерными потенциалами более эффективно, чем только угроза нанесения ответного сокрушающего удара.

Главная задача заключается в том, чтобы найти оптимальные масштабы и конфигурации систем ПРО, которые бы позволили парировать возможные ракетно-ядерные угрозы со стороны третьих стран и одновременно не подорвать потенциалы сдерживания основных оппонентов-партнеров и не затормозить дальнейшее взаимное снижение ими стратегических наступательных вооружений, без которого невозможно продвижение и к «ядерному нолю». По мнению специалистов, решению этой дилеммы могло бы послужить создание единой системы ПРО с участием, по крайней мере, пяти официальных ядерных держав. Она может поэтапно «собираться» из «тонких» коллективных региональных ПРО[10].

Можно предположить, что именно такая «тонкая» глобальная система ПРО под международным коллективным командованием могла бы стать гарантией против возможных попыток «припрятать» ядерное оружие на завершающей стадии реализации «ядерного ноля» или «воссоздать» его для ядерного шантажа разоружившегося мира. Такое предположение исходит из того, что степень угрозы ядерным оружием в большой степени зависит от возможности его доставки, прежде всего ракетными системами.

* * *

На пути реализации идеи «ядерного ноля» немало препятствий. Возможно, более эффективным является постепенно реализуемый сегодня менее радикальный вариант укрепления глобальной ядерной стабильности на пониженных уровнях ракетно-ядерного оружия и одновременного ужесточения режима нераспространения таких вооружений. По существу противники «ядерного ноля» исходят из принципа «отличное – враг хорошего». Но его сторонники с не меньшими основаниями указывают на то, что «хорошее» в любой момент может превратиться в «катастрофическое».