Зарегистрироваться

Куда летишь, доктор?

Категория: медицинские науки | Источник: http://tvroscosmos.ru

Наш собеседник по профессиональному стажу в космической медицине почти ровесник гагаринского полета. Работая врачом и психологом в Звёздном, Ростислав Борисович Богдашевский немало лет руководил головным отделом медико-биологической подготовки космонавтов и медицинского обеспечения космических полетов ЦПК им. Ю. А. Гагарина. И герои диалога — постоянные спутники космонавта — естественно, врачи, в том числе и вышедшие на орбиту с экипажами кораблей и станций.

 

— Как случилось, что вы стали медиком Звёздного, и каким вы впервые увидели легендарного Юрия Гагарина?

 

— После ленинградской Военно-медицинской академии я получил распределение в ВДВ, в Витебскую десантную дивизию. Начал осваиваться, прыгать, оперировать. Летом 1962 года вызывает дивизионный врач: «Слава, пришла бумага из Института авиационной и космической медицины, просят выделить им молодого, прыгающего, оперирующего врача…» Оказалось — судьба. В Москве, после некоторых «примерок», отправили в эту новую и еще таинственную воинскую часть — молодой Центр подготовки космонавтов… Тогда слетали только Титов и Гагарин, остальные еще готовились.

 

Впервые увидел их в спортзале. Зашел — а там волейбольная рубка между командами персонала и космонавтов… «Ты как, старлей?» Ну, скинул мундир и босой на площадку. С той стороны среди них Юра, выделяется даже формой — трусы, майка, наверное, подарок от сборной. И такой ладненький, веселый, прыгучий, как мячик, подает хорошо, в защите вытягивает, атакует активно… «Годится старлей»… С его легкой руки — он командир отряда космонавтов — попадаю на парашютную подготовку, в группу врачей-парашютистов…

 

— Это значит прыгать с космонавтами?

 

— Парашютная подготовка — это важный этап общекосмической подготовки. Ведь тогда пилоты «Востоков» катапультировались из кабины и приземлялись на парашютах. Ведал ею замечательный парашютист и инструктор, изобретатель сложных подкупольных упражнений Николай Константинович Никитин. Смельчак, неоднократный рекордсмен и чемпион мира, заслуженный мастер спорта, твердый и волевой человек.

 

…Порядок обычно такой: предполетный осмотр, затем врач уходит с борта первым и на земле встречает остальных. Приходилось быть и «скорой помощью» — на прыжках в Энгельсе сломал ногу Павел Иванович Беляев. Теперь представьте, как после его лечения и восстановления уже в 63-м, на прыжках в Киржаче, я весь испереживался, когда увидел: вот его тянет на лесопилку, а там линия электропередач, пристройки, склады всякие… Попал на сарай, с него спрыгнул в снег, на этот раз, к счастью, благополучно. На таких сборах прыгал и Юра, жили в одной комнате гостиницы, я тогда немало удивлялся его выносливости и тому, как быстро он восстанавливался после любой нагрузки…

 

— Как в это время выглядела космическая медицина в целом?

 

— Первым был Институт авиационной и космической медицины, а в конце 1963 года был создан Институт медико-биологических проблем. Были люди с огромным опытом, прошедшие войну, были молодые увлеченные специалисты. Их задача была уникальна — согласитесь, пока в космосе не побывал первый человек «вживую», многое определялось прежними знаниями, опытом, интуицией, догадками. Это огромная, ни с чем не сравнимая, ни до ни после, ответственность. Тут в медицине нужны были свои Королёвы и Келдыши, и именно такими являлись Владимир Иванович Яздовский, академики Василий Васильевич Парин, Олег Георгиевич Газенко, авиационные медики — мой учитель Фёдор Дмитриевич Горбов, Абрам Моисеевич Генин, Николай Николаевич Гуровский, Павел Васильевич Васильев. Да и во главе ЦПК первым начальником стоял врач Карпов. А там уже самые «близкие к телу» доктора и эксперты Николай Харитонович Ешанов, Григорий Федулович Хлебников, Андрей Викторович Никитин, Михаил Николаевич Мокров, Иван Акандинович Колосов, Владимир Васильевич Ковалёв, Иван Михайлович Аржанов… Можно привести множество имен людей, которые сопровождали кандидатов и космонавтов в обследованиях, на тренировках, да и сами «прокручивались» как испытатели на очень суровых стендах, таких как сурдокамера, барокамера, центрифуга и прочее…

 

Конечно, был сформирован целый медицинский набор. И какие люди! Какие медики! Дублер Егорова был Алёша Сорокин из ЦПК, готовились также Аркадий Ерёмин, Вячеслав Мясников, Гелиус Ярошенко — тот вообще умудрился в самолетной горочной невесомости прооперировать кролика!

 

Но первым врачом, побывавшим на орбите, стал Борис Егоров. Сам полет с военным летчиком Владимиром Комаровым и конструктором Константином Феоктистовым в октябре 1964-го особенных открытий не принес — чуть больше суток. Но врач уже смог вполне профессионально отчитаться о своем состоянии, о разнице между земными ощущениями на тренировках и полетными в перегрузках и невесомости. Это очень ценно. Борис и в дальнейшем проявил себя истинным исследователем и испытателем, показал сильный личностный и профессиональный рост, его докторская диссертация посвящена профилактике невесомости на основе изучения состояния клетки мышечной и скелетной ткани, здесь он пришел к фундаментальным результатам. Он всерьез занялся медицинской биотехнологией, и если бы был жив, я уверен, сказал бы свое слово и в нанотехнологиях, и в изучении эффекта стволовых клеток… О его печальной смерти от сердечного приступа вы, наверное, знаете: это была в том числе и стрессовая реакция на случайную гибель сына во время безумной перестрелки у телецентра Останкино в октябре 93-го…

 

— А как сложился полет другого вашего «космического коллеги» Василия Григорьевича Лазарева?

 

— Это был трудяга тяжелого хлеба. Когда пришел в отряд — ему было под сорок. Но! Два медицинских образования, плюс докторская практика в Чугуевском летном училище, квалификация летчика-испытателя. Старший научный сотрудник в НИИ ВВС, затем в НИИ авиационной и космической медицины. Врач, летающий для исследований на себе таких проблем, как пространственная ориентация, перегрузки, возникновение иллюзий… Забирался в стратосферу на знаменитом в начале 60-х стратостате «Волга», откуда производились высотные парашютные прыжки, исследовал воздействие на организм атмосферных, стратосферных, космических факторов. Конечно, такой человек находка для отряда космонавтов, и во втором наборе его взяли из ЦНИИАиКа. И первый полет был хоть коротким — около двух суток, но очень важным. Вы помните, наверное, что Королёв в целях экономии места и веса отказался от скафандров внутри корабля. Кончилось трагедией 71-го года, когда погибли при разгерметизации спускаемого аппарата Добровольский, Волков и Пацаев. И вот первый после них полет в новых спасательных скафандрах «Сокол» в корабле «Союз-12» совершили Василий Лазарев, как командир корабля, и Олег Макаров — бортинженер.

 

Следующий их же полет в апреле 75-го, вернее «полуполет» в двадцать одну с половиной минуту, был одним из драматичнейших. Отказ третьей ступени носителя, выброска аппарата с помощью САС, системы аварийного спасения, с высоты 192 километра, жуткое приземление в баллистическом спуске, когда, по их словам, от перегрузок трещали ребра. Чуть не залетели в Китай, сутки провисели над кручей в алтайских горах, пока не нашли и не вытащили… Так что материала для медицинского отчета хватило и здесь. Что интересно — горячий Олег чехвостил и материл генерального конструктора Глушко, а Вася являл в таком стрессе олицетворение полной невозмутимости и каменного спокойствия, редкостного владения собой.

 

— Надо полагать, в дальнейшем врачами в космосе так уже не разбрасывались…

 

— Да, Атьков Олег Юрьевич — это уже чистый медицинский «профи» на орбите. На двадцать лет моложе Лазарева и совершенно новое поколение. Хоть по внутреннему содержанию и взглядам — настоящий интеллектуал нового времени, в медицину до института пробивался трудовым путем, через медучилище, работу препаратором. Очень хорошо проявил себя в чазовском центре, в НИИ кардиологии. Это совпало с новым «медицинским набором». Его 236 суток, рекордные тогда, с февраля по октябрь 84-го, были интересны не только пристальным обследованием товарищей, Леонида Кизима и Владимира Соловьёва. И не только экспериментами на себе с помощью новой аппаратуры УЗИ, контроля сердечно-сосудистой системы в длительной невесомости. Заслуга врача Атькова — личный пример в установке биоритмологии длительного полета, распределения нагрузок, физических тренировок, отдыха в таком экстремальном марафоне. Здесь он дотошностью и последовательностью переломил даже такого неуступчивого человека, как Кизим, натуру сложную. Командир тогда сказал: «У меня установка внутри переменилась, я понял, как по-другому надо расходовать энергию и силы». А трудности с ремонтом и выходами у них были огромные. Представьте, насколько спокойнее им было с персональным врачом. Олег и после полета работал очень профессионально: защитил докторскую в чазовском институте, занялся биотелемедициной, сейчас вице-президент ОАО «РЖД» по медицинскому обеспечению, это своя очень проблемная и многогранная «империя» с поддержанием здоровья железнодорожников…

 

— А Валерий Поляков остался в «своей империи».

 

— «Феномен Полякова» еще оценят путешественники к Марсу. Его суммарный полет — 679 суток — чуть не дотягивает до двух лет, и это уникальный опыт «овладения невесомостью», как, впрочем, и возвращения к опасной после этого земной гравитации. Многие методики профилактики в таком пути он проверял и обследовал на себе. И путь в космос у него был тернист — чуть ли не двадцать лет ожидания и подготовки. Но и в этом он проявил настоящее богатырство — такой человек: богатырь, жизнелюб, философ, очень отзывчивый друг. У нас в ЦПК стал своим человеком, в ИМБП провел множество исследований и экспериментов на себе, готовясь к космосу, и ушел туда на первые восемь месяцев в 1989-м с серьезным заделом. Я считаю очень нравственным его решение идти и в повторный полутора-двухлетний, как тогда намечалось, полет с «марсианским» тестированием организма. Это было и очень разумное решение, потому что отправлять на такую дистанцию нелетавшего человека просто негуманно.

 

Поляков отлетал на «Мире» с тремя экипажами, принимал огромное количество людей, со всеми уживался, всем помогал… Это Афанасьев, Усачёв, Крикалёв, Мусабаев, Елена Кондакова, другие коллеги. Очень разные, в свою очередь, и требовавшие иногда непростого подхода. Занимался исследованиями в лучших традициях клинической медицины, испытывал и внедрял манжеты для снятия «противностей» при острой адаптации, аппарат «Чибис» с отрицательным давлением ниже пояса для тренировок перед возвращением… И не изменяя своей интеллигентности, чувству юмора, я бы даже сказал элегантности… Это была колоссальная программа, меня поразило, что институт не дал ему степень доктора наук по практическому зачету. Но он и это перенес со свойственной ему скромностью, хоть и был заместителем директора.

 

— Последний из летавших докторов сменил прописку на МКС и был там дважды…

 

— Олег Котов тоже наша медицинская гордость. И притом первенец в космосе моей Военно-медицинской академии. В нашем медицинском управлении работал врачом-испытателем по неблагоприятным факторам космического полета — перегрузкам, вестибулярным расстройствам, гипоксии и прочему. Но понял, что после врачей-предшественников добавить что-то в космосе ему будет трудно. И решил взяться за технику — экстерном окончил Качинское летное училище, в первый полет МКС-15 2007 года с Фёдором Юрчихиным шел уже командиром транспортного корабля и бортинженером станции. По ходу второго, с декабря 2009-го по май 2010-го, МКС-21/22, даже сменил американца Джеффри Уилльямса на посту командира объединенного экипажа. Вроде ушел с нашего поля, однако не раз повторял в беседах и интервью: «Я врач на сто процентов, и мировоззрение у меня медицинское». И действительно, он по-своему подошел к индивидуализации применения средств профилактики на борту, не «оптом», а в зависимости от особенностей организма и выбора самого космонавта. Это был критический вызов всей нашей космической медицине, ее принципу тренировать по единому плану всех космонавтов. Да еще набрался опыта с американской аппаратурой, доказывал, какие у нее преимущества и что нам следует перенять. Закономерно и полезно, что он назначен теперь заместителем начальника ЦПК по подготовке экипажей.

 

— Вот вы прошли «свой круг» от молодого врача до руководителя ведущего отдела в медицинском центре ЦПК. Какие ситуации были у вас наиболее трудные?

 

— В этом деле все замешано на риске и легкого не бывает. Но шоковые моменты помню — это когда понял ненадежность Васютина в полете на спасенную станцию «Салют-7» в 85-м, но уже ничего не мог сделать. Если помните, он утаил прошлую болезнь, которая обострилась на борту и сорвала программу. Об этом подробно написал Виктор Савиных, проделавший до того с Джанибековым титаническую работу с «мертвым бортом»… Или тяжелейшая травма Александра Викторенко от нечаянного электроудара на тренировке в сурдокамере. Об этом я рассказывал на страницах «РК». После реанимации, тяжелейшего восстановления и возвращения в строй он совершил с 1987 по 1995 годы четыре напряженных полета. Но ведь не для меня одного это были трудные моменты, и не они одни…

 

АНДРЕЙ ТАРАСОВ

«Российский космос». 2011. № 5.